26 июля 1951 года в Новгороде была обнаружена первая берестяная грамота – исписанный кусочек бересты, содержащий перечень повинностей. С этого момента науке стал известен новый источник, давший представление о жизни населения Древней Руси. На сегодня уже найдено более тысячи берестяных грамот, подавляющее большинство из которых происходит из Великого Новгорода (до 1999 года – Новгород).
Содержание грамот разнообразно: это и частные послания, и любовные письма, и военные донесения, и тексты молитв, и долговые расписки, и перечни налогов и податей. Особенно интересны грамоты, запечатлевшие совершение хозяйственных операций и судебных процедур.
Возьмем одну такую замечательную грамоту, донесшую до нас сквозь века обстоятельства дела о краденой рабыне. Рассмотрим, насколько правомерны были действия участников этого дела и ответим на вопрос, в какой степени данный подход соответствует современному правопорядку?
Фактические обстоятельства (Reveal)
Берестяная грамота № 109 была найдена в Новгороде в слоях рубежа XI и XII веков. Вот ее текст в переводе с древнерусского на современный язык (перевод дан по книге А.А. Зализняка «Древненовгородский диалект», 2004):
«Грамота от Жизномира к Микуле. Ты купил рабыню во Пскове, и вот меня за это схватила (подразумевается: уличая в краже) княгиня. А потом за меня поручилась дружина. Так что пошли-ка к тому мужу грамоту, если рабыня у него (или: есть ли у него [еще одна] рабыня). А я вот хочу, коней купив и посадив [на коня] княжеского мужа, [идти] на очные ставки. А ты, если [еще] не взял тех денег, не бери у него ничего».
Из грамоты ясно, что Микула в Пскове купил для Жизномира рабыню. Рабыня оказалась краденой и права на нее заявила княгиня. По ее распоряжению Жизномира задержали, но после того, как дружина поручилась за него, он был освобожден. Жизномир сообщает, что намеревается приобрести коней и отправиться вместе с княжеским мужем на очную ставку. Далее среди исследователей возникают разногласия в толковании оставшейся части грамоты. Рассматриваются два возможных варианта.
Первый вариант поддерживается большинством исследователей (А.А. Зализняк и др.). По их мнению, Микула перепродал рабыню другому мужу. Поэтому Жизномир просит Микулу срочно отправить этому мужу грамоту и известить его об имеющемся споре. При этом Жизномир дает Микуле наказ не брать с нового покупателя денег за рабыню, если расчетов между сторонами еще не производилось. В этом усматривается стремление Жизномира предотвратить завершение сделки по продаже рабыни и, тем самым, не попасть в неблаговидную ситуацию еще и перед новым покупателем.
Второй вариант прочтения предложен Л.В. Черепниным, является менее вероятным, однако , как мы увидим далее, он идеальным образом уложится в структуру древнерусской нормы. Согласно этому варианту, Жизномир пытается узнать у Микулы, есть ли у продавца краденой рабыни еще одна рабыня. По мысли Жизномира, новая рабыня должна быть передана княгине на период разрешения спора. При этом Жизномир, предугадывая желание проштрафившегося продавца полюбовно разрешить дело с продажей краденой рабыни, строго настрого запрещает Микуле брать деньги, которые продавец, дабы загладить свою вину, может предложить.
«Грамота от Жизномира к Микуле. Ты купил рабыню во Пскове, и вот меня за это схватила (подразумевается: уличая в краже) княгиня. А потом за меня поручилась дружина. Так что пошли-ка к тому мужу грамоту, если рабыня у него (или: есть ли у него [еще одна] рабыня). А я вот хочу, коней купив и посадив [на коня] княжеского мужа, [идти] на очные ставки. А ты, если [еще] не взял тех денег, не бери у него ничего».
Из грамоты ясно, что Микула в Пскове купил для Жизномира рабыню. Рабыня оказалась краденой и права на нее заявила княгиня. По ее распоряжению Жизномира задержали, но после того, как дружина поручилась за него, он был освобожден. Жизномир сообщает, что намеревается приобрести коней и отправиться вместе с княжеским мужем на очную ставку. Далее среди исследователей возникают разногласия в толковании оставшейся части грамоты. Рассматриваются два возможных варианта.
Первый вариант поддерживается большинством исследователей (А.А. Зализняк и др.). По их мнению, Микула перепродал рабыню другому мужу. Поэтому Жизномир просит Микулу срочно отправить этому мужу грамоту и известить его об имеющемся споре. При этом Жизномир дает Микуле наказ не брать с нового покупателя денег за рабыню, если расчетов между сторонами еще не производилось. В этом усматривается стремление Жизномира предотвратить завершение сделки по продаже рабыни и, тем самым, не попасть в неблаговидную ситуацию еще и перед новым покупателем.
Второй вариант прочтения предложен Л.В. Черепниным, является менее вероятным, однако , как мы увидим далее, он идеальным образом уложится в структуру древнерусской нормы. Согласно этому варианту, Жизномир пытается узнать у Микулы, есть ли у продавца краденой рабыни еще одна рабыня. По мысли Жизномира, новая рабыня должна быть передана княгине на период разрешения спора. При этом Жизномир, предугадывая желание проштрафившегося продавца полюбовно разрешить дело с продажей краденой рабыни, строго настрого запрещает Микуле брать деньги, которые продавец, дабы загладить свою вину, может предложить.
Правовая квалификация (Reveal)
Во-первых, следует сказать, что древнерусское право позволяло совершать сделки в отношении рабов, в целом не отличая их от обычных вещей. Оставим за рамками настоящего рассказа основания обращения в рабство и особенности правового статуса рабов. Для нас важно только то, что купля-продажа рабов в те времена была правомерной сделкой.
И во-вторых, необходимо отметить, что положение рабов, челяди и холопов было во многом схоже. Поэтому нормы права, применяемые к одной социальной группе, аналогично могут быть использованы в отношении другой группы.
Следует начать с того, что древнерусское право разделяло незаконное (неправомерное) владение на добросовестное и недобросовестное. Это, прежде всего, видно из структуры статей 13 и 14 краткой редакции Русской Правды. Статья 13 указывает на безусловное право собственника изъять свою вещь у недобросовестного владельца. В свою очередь, в случае, если владелец вещи является добросовестным, статья 14 предписывает проводить «свод» – очную ставку между всеми участниками дела в целях выявления действительного похитителя вещи.
Таким образом, у собственника всегда была возможность вернуть выбывшую вещь. Отличались только процедуры изъятия: при недобросовестном владении изъятие вещи производилось напрямую от преступника, в то время как изъятие вещи у добросовестного владельца сопровождалось процедурой «свода».
В нашем деле Жизномир являлся добросовестным владельцем. Об этом свидетельствует его грамота Микуле, где он пишет о том, что купленная рабыня оказалась краденой, и откуда видно, что ему об этом стало известно только после предъявления княгиней своих прав на рабыню. Учитывая добросовестность Жизномира, стороны конфликта, следуя статье 14 краткой редакции Русской Правды, созывают очную ставку – «свод», где и планируется найти виновного. Именно для поездки на «свод» Жизномир и закупает коней. В пути его будет сопровождать княжеский муж – можно предположить, что это представитель власти, призванный обеспечить прибытие Жизномира на «свод».
Нормы, аналогичные статьям 13 и 14 краткой редакции Русской Правды, содержатся в статьях 34 и 35 пространной редакции. Однако пространная редакция идет дальше и в статье 36 устанавливает особенности «свода» при розыске за пределами города, а статья 38 – при краже челядина, а равно и раба.
Так, в случае распространения розыска за пределы города (в нашем случае это возможно, т.к. приобретение рабыни происходило в Пскове, а грамота найдена в Новгороде) собственник доводит поиски виновника кражи до третьего владельца в цепочке перепродаж, начиная с конца. Разыскав третьего владельца, собственник вправе прекратить розыск и стребовать с него стоимость украденной вещи. Тем самым, третий владелец заинтересован в самостоятельном продолжении поиска преступника и получении с него уплаченной собственнику стоимости украденной вещи.
В случае кражи челядина собственник также ведет поиски до третьего владельца, распутывая цепочку перепродаж с конца. При розыске собственник руководствуется, прежде всего, показаниями своего раба. Разыскав третьего владельца, собственник передает ему раба для продолжения розыскных мероприятий, и в целях стимулирования такого владельца к розыску преступника вправе забрать у него другого принадлежащего такому владельцу челядина. После обнаружения виновника кражи собственнику и третьему владельцу каждому возвращается свой челядин. Похититель же возмещает собственнику убытки в связи с отсутствием раба, а также уплачивает в казну существенный штраф.
Поведение действующих лиц из нашей берестяной грамоты четко следует правилам описанной нормы. Княгиня обнаружила украденную рабыню и предприняла розыск похитителя. Можно предположить, что Жизномир оказался третьим владельцем, который теперь должен самостоятельно продолжить поиски и при этом передать княгине на период розыска другую рабыню. Именно поэтому, согласно догадке Л.В. Черепнина, Жизномир интересуется у Микулы, есть ли у продавца рабыни другая рабыня. Жизномир планирует передать ее княгине и продолжить поиски преступника.
Таким образом, рассмотренная грамота № 109 является ярким свидетельством применения норм Русской Правды о правилах изъятия украденной вещи и розыска ее похитителя. В Древней Руси собственник всегда имел право на изъятие краденой вещи от любого владельца. При этом если владелец являлся добросовестным, проводилась процедура «свода» (очной ставки) в целях выявления действительного виновника кражи.
По прошествии девяти веков мы видим, что общий подход законодателя к истребованию краденой вещи от добросовестного приобретателя не изменился. А правило о том, что один из владельцев вещи уплачивает собственнику если не стоимость украденной вещи, то убытки в связи с ее похищением, а затем возмещает их за счет изобличенного преступника, вполне можно рассматривать для включения в действующее законодательство. Что вы думаете?
И во-вторых, необходимо отметить, что положение рабов, челяди и холопов было во многом схоже. Поэтому нормы права, применяемые к одной социальной группе, аналогично могут быть использованы в отношении другой группы.
Следует начать с того, что древнерусское право разделяло незаконное (неправомерное) владение на добросовестное и недобросовестное. Это, прежде всего, видно из структуры статей 13 и 14 краткой редакции Русской Правды. Статья 13 указывает на безусловное право собственника изъять свою вещь у недобросовестного владельца. В свою очередь, в случае, если владелец вещи является добросовестным, статья 14 предписывает проводить «свод» – очную ставку между всеми участниками дела в целях выявления действительного похитителя вещи.
Таким образом, у собственника всегда была возможность вернуть выбывшую вещь. Отличались только процедуры изъятия: при недобросовестном владении изъятие вещи производилось напрямую от преступника, в то время как изъятие вещи у добросовестного владельца сопровождалось процедурой «свода».
В нашем деле Жизномир являлся добросовестным владельцем. Об этом свидетельствует его грамота Микуле, где он пишет о том, что купленная рабыня оказалась краденой, и откуда видно, что ему об этом стало известно только после предъявления княгиней своих прав на рабыню. Учитывая добросовестность Жизномира, стороны конфликта, следуя статье 14 краткой редакции Русской Правды, созывают очную ставку – «свод», где и планируется найти виновного. Именно для поездки на «свод» Жизномир и закупает коней. В пути его будет сопровождать княжеский муж – можно предположить, что это представитель власти, призванный обеспечить прибытие Жизномира на «свод».
Нормы, аналогичные статьям 13 и 14 краткой редакции Русской Правды, содержатся в статьях 34 и 35 пространной редакции. Однако пространная редакция идет дальше и в статье 36 устанавливает особенности «свода» при розыске за пределами города, а статья 38 – при краже челядина, а равно и раба.
Так, в случае распространения розыска за пределы города (в нашем случае это возможно, т.к. приобретение рабыни происходило в Пскове, а грамота найдена в Новгороде) собственник доводит поиски виновника кражи до третьего владельца в цепочке перепродаж, начиная с конца. Разыскав третьего владельца, собственник вправе прекратить розыск и стребовать с него стоимость украденной вещи. Тем самым, третий владелец заинтересован в самостоятельном продолжении поиска преступника и получении с него уплаченной собственнику стоимости украденной вещи.
В случае кражи челядина собственник также ведет поиски до третьего владельца, распутывая цепочку перепродаж с конца. При розыске собственник руководствуется, прежде всего, показаниями своего раба. Разыскав третьего владельца, собственник передает ему раба для продолжения розыскных мероприятий, и в целях стимулирования такого владельца к розыску преступника вправе забрать у него другого принадлежащего такому владельцу челядина. После обнаружения виновника кражи собственнику и третьему владельцу каждому возвращается свой челядин. Похититель же возмещает собственнику убытки в связи с отсутствием раба, а также уплачивает в казну существенный штраф.
Поведение действующих лиц из нашей берестяной грамоты четко следует правилам описанной нормы. Княгиня обнаружила украденную рабыню и предприняла розыск похитителя. Можно предположить, что Жизномир оказался третьим владельцем, который теперь должен самостоятельно продолжить поиски и при этом передать княгине на период розыска другую рабыню. Именно поэтому, согласно догадке Л.В. Черепнина, Жизномир интересуется у Микулы, есть ли у продавца рабыни другая рабыня. Жизномир планирует передать ее княгине и продолжить поиски преступника.
Таким образом, рассмотренная грамота № 109 является ярким свидетельством применения норм Русской Правды о правилах изъятия украденной вещи и розыска ее похитителя. В Древней Руси собственник всегда имел право на изъятие краденой вещи от любого владельца. При этом если владелец являлся добросовестным, проводилась процедура «свода» (очной ставки) в целях выявления действительного виновника кражи.
По прошествии девяти веков мы видим, что общий подход законодателя к истребованию краденой вещи от добросовестного приобретателя не изменился. А правило о том, что один из владельцев вещи уплачивает собственнику если не стоимость украденной вещи, то убытки в связи с ее похищением, а затем возмещает их за счет изобличенного преступника, вполне можно рассматривать для включения в действующее законодательство. Что вы думаете?
Автор (Reveal)